Обвинять меня одновременно в подбрасывании опоссумов и тайной доброте - это уже чересчур!
И, в принципе, такое вполне возможно. Особенно, если вспомнить концовку вчерашней серии. Как-то страшно стало О_о
И еще безумно интересное:
06.01.2014 в 02:23
Пишет Samishige:Шерлок как Питер Пэн
Ну, что я могу сказать... не этого ждали фанаты. Чего ждала я? В принципе этого, потому что в первой серией явно заявили какое настроение и характер будет у этого сезона. Полагаю, что самым интересным будет потом посмотреть все с самой первой серии первого сезона и ощутить эту безумную смену характера и деталей.
Показали голоса в голове у Шерлока: воображаемый друг (теперь уже совсем воображаемый) и вечно осуждающий старший брат-судья. Показали одиночество и отчаяние, показали попытку быть человеком и вести нормальную жизнь. И какой цирк из всего этого получился. С привкусом психбольницы, да-да. На самом деле жуткое ощущение от просмотра, если смотреть на картинку в целом, не выделяя эти две серии как отдельное кино. Причем создатели не то чтобы тонко намекают на это страшное, болезненное, что скрывается под шутками и пьянками. Они логически завершают историю о Питере Пэне, мальчике, которому нет места в реальном мире. Он вернулся только для того, чтобы увидеть как Венди выросла.
Жду от финала чего-то совершенно невообразимого, надеюсь, что они сделают нам больно.
URL записиНу, что я могу сказать... не этого ждали фанаты. Чего ждала я? В принципе этого, потому что в первой серией явно заявили какое настроение и характер будет у этого сезона. Полагаю, что самым интересным будет потом посмотреть все с самой первой серии первого сезона и ощутить эту безумную смену характера и деталей.
Показали голоса в голове у Шерлока: воображаемый друг (теперь уже совсем воображаемый) и вечно осуждающий старший брат-судья. Показали одиночество и отчаяние, показали попытку быть человеком и вести нормальную жизнь. И какой цирк из всего этого получился. С привкусом психбольницы, да-да. На самом деле жуткое ощущение от просмотра, если смотреть на картинку в целом, не выделяя эти две серии как отдельное кино. Причем создатели не то чтобы тонко намекают на это страшное, болезненное, что скрывается под шутками и пьянками. Они логически завершают историю о Питере Пэне, мальчике, которому нет места в реальном мире. Он вернулся только для того, чтобы увидеть как Венди выросла.
Жду от финала чего-то совершенно невообразимого, надеюсь, что они сделают нам больно.
И еще безумно интересное:
06.01.2014 в 06:17
Пишет Samishige:Вы же понимаете, что я не могу пройти мимо такого поста. И да, если рассматривать смерть Шерлока как путешествие в загробный мир (назовем это так за неимением лучшего термина), то третий сезон - это как раз тот процесс поиска, испытаний героя, которые тот должен преодолеть, чтобы стать настоящим живым мальчиком . Почему не в прошедшие два года? Потому что они были за кадром, это был промежуточный момент, процесс подготовки подобно тому как Герда плыла по реке смерти в сад или тому, как дети сначала шли в лес и только потом для них начинались испытания. Но я все равно вижу здесь скорее Питера Пэна, чем Ивана-Царевича и его коллег.
URL записи05.01.2014 в 17:13
Пишет Tenar:The making of Sherlock Holmes
URL записиНу вот, хотела написать отзыв о первой серии третьего сезона «Шерлока», а вместо этого написала о втором сезоне. Потому что поняла, что придется свой отзыв начать очень издалека: почему мне серия-то понравилась и кажется очень логичной и вхарактерной. Честно говоря, хотела об этом ( втором сезоне, в смысле) написать еще два года назад, но так и не написала, а теперь вижу, как развивается одна из моих любимых линий в сериале — и всё-таки возвращаюсь к началу.
Про второй сезон: The making of Sherlock HolmesПро второй сезон: The making of Sherlock Holmes
Вообще — оглядываясь назад — чувствую себя страшно банальной и простой, как пять копеек, потому что не интриговала меня фигура Мориарти, мало занимал вопрос, как Шерлок умудрился выжить, про Морана я и вовсе не думала, да и манипуляции Майкрофта тоже, в общем, оставляли равнодушной. У меня вообще чьи бы то ни было многоходовые хитроумные комбинации не вызывают восхищенного душевного трепета.
Я люблю этот сериал по нескольким причинам (помимо того, что это всё-таки сериал о Шерлоке Холмсе, и игра с каноном не может меня оставить равнодушной). Во-первых, для меня это сериал не о необычных личностях (Шерлок, Майкрофт, Ирэн, Мориатри), а об «обыкновенных» людях, прекрасных в своей необыкновенной обыкновенности.
Во-вторых, это сериал о дружбе. Я влюблена не столько в Джона и Шерлока по отдельности, сколько в их отношения, в них как единое целое.
А в третьих, это сериал о переменах и внутреннем развитии (или, в данном случае — скорее раскрытии, чем развитии). Я так считала с первого сезона, хотя в первом сезоне тема перемен только намечается: сначала разговорами на перспективу, а в реальном воплощении — только в конце сезона. Правда, мне ее и хотелось там увидеть, но не только потому, что это одна из главных моих цеплялок, но и потому, что Холмсу Камбербетча, самому, на мой взгляд, каноничному из всех мной виденных (как ни парадоксально), не хватало тем не менее чего-то… чего-то того, что есть у конандойлевского Холмса. «Не только великого ума, но и великого сердца». Умения не только абстрагироваться, но и сострадать. Сострадание рождается из понимания, а как раз понимания Шерлоку и не хватало, несмотря на всю его гениальность и знание матчасти. Я не верила, что создатели, так точно уловив суть образа во всем остальном, в этом так капитально промахнулись. Да и намеки были раскиданы достаточно очевидно, в конце концов:
Майкрофт: «Interesting, that soldier fellow. He could be the making of my brother… or make him worse than ever». Уже само «making» говорит о том, что Шерлок «недоделан», находится в процессе становления (что бы там он сам по этому поводу ни думал).
Лестрейд: «Sherlock Holmes is a great man — and I think one day, if we're very, very lucky, he might even be a good one». В переводе это «good one» во что только не превращалось, а значение здесь самое простое и прямое: «Шерлок Холмс — великий человек, и я думаю, когда-нибудь, если нам очень, очень повезет, он станет еще и хорошим». В смысле, человеком хорошим он станет. А не просто выдающимся.
Второй сезон с лихвой оправдал все мои ожидания, потому что обе цепляющие меня темы вышли на первый план — и тема «обыкновенных» людей, и тема перемен и самопознания. Про первое я уж не буду (а то совсем адски длинно получится), хотя очень люблю и Молли, и Лестрейда, и миссис Хадсон. Я лучше про перемены.
Меняется, надо сказать, не один Шерлок. Про Джона когда-то в обсуждении прекрасно сказала Филифьонка_ (я ее тут процитирую, потому что лучше не скажешь):
«По-моему, он тоже меняется, а должен, как мне кажется, измениться и еще больше. В начале мы видим Джона совершенно дезориентированным, потом он находит смысл и опору в Шерлоке, растворяется в нем, а в будущем должен найти в самом себе самого себя, открыть себя как сокровище, которое любому зрителю очевидно, а ему самому — нет.
Мне кажется, что если бы Джону до Шерлока сказали бы, что он может быть чьим-то "моральным компасом", он бы удивился. Думаю, что он осваивает эту роль как новую для себя. Во второй серии, когда они могли бы защитить девушку в музее, а вместо этого Шерлок стал гоняться за убийцей, а Джон — за Шерлоком, до истории о "моральном компасе" еще очень далеко. Мне кажется, зрелые Холмс и Уотсон никогда бы не допустили подобного хода событий, а если бы оплошали и допустили, то испереживались бы оба. А тут никто не переживал.
Мне кажется, они оба должны очень много про себя понять и очень много в себе открыть. Они на самом деле в похожем положении в начале сериала. Им скучно и они не самодостаточны. Они оба как будто начинают путь к смыслу, к совместному его обретению, и он не в приключениях, а в чем-то более важном: в любви, конечно, но в любви созидательной, меняющий мир и защищающей доброе».
Из того же обсуждения, от меня:
Джон в начале сериала — это человек, вырванный из обстановки, в которой он был нужен, где он чувствовал себя частью чего-то общего и важного. Он утратил ориентиры и не может найти новых. Суть его проблемы больше даже не в том, что он адреналинщик или что ему требуется «поле боя». Суть в том, что ему требуется ощущать себя причастным, видеть перед собой цель. Джон из тех людей, которые самоидентифицируются через других, по степени своей нужности, полезности — а вокруг него пустота, которая начинает заполнять его и изнутри. В отличие от Шерлока, он жаждет деятельности не от скуки, а от нежелания ощущать свою бесполезность. Бесполезность для него равна одиночеству, выключенности из жизни. Шерлок оказал ему неоценимую услугу — он сам попросил Джона о помощи. Не Джон ему навязался, а Шерлок его услышал — услышал крик о помощи в том, как Джон раздраженно огрызнулся на миссис Хадсон — и протянул руку. Это — плюс явная неординарность Шерлока (для Джона он с самого начала был и потом остался чудом) — мгновенно завоевали лояльность Джона. Потому что Джону важно не только быть нужным, но быть нужным кому-то, кого он ценит.
Мало того — в первый же день их знакомства Джон понял, что если в одних отношениях Шерлок гений, то в других — совершеннейший ребенок, и что ему часто нужна будет защита (в первую очередь от него самого). Джон немедленно взял на себя роль телохранителя — во всех смыслах (больше даже в психологическом, чем в физическом).
Шерлок действительно избавил его от одиночества, от неукорененности, от неспособности найти свое место в жизни. Он дал ему внутренний стержень, который теперь с Джоном и останется. Несмотря на вроде бы психологическую замкнутость в кольцо (сериал начинается с Джона, посещающего психиатра, и заканчивается второй сезон вроде как тем же — т.е. вроде как всё возвращается на круги своя), держится Джон уже совсем по-другому. Если в первой серии он идет сгорбившись и опираясь на трость, то теперь он прям и несгибаем — «словно палку проглотил». Теперь стержень внутри него, и он не даст ему сломаться, несмотря на давящую на него страшную тяжесть.
С обретением уверенности Джон смог развить в себе и свои лучшие качества – он умен и храбр, и во втором сезоне он просто блистает в своих лучших проявлениях. Я ощущаю явственное отличие Джона первого сезона от Джона второго сезона. Во втором сезоне это уже не мягкий плюшевый мишка со слегка растерянной улыбкой («А что это я здесь делаю?»), в котором иногда прорезывается стальная сердцевина, а железно уверенный в себе человек, вежливый и мягкий в общении, искренне расположенный к людям, но совершенно непреклонный в принципиальных вещах, и отчаянно храбрый. Совершенно неустрашимый (сравнить хотя бы поведение Джона в «Собаках» с поведением в «Слепом банкире»).
Однако перемены в Джоне происходят плавно и вроде бы даже незаметно. На них обращаешь внимание уже потом, не в поворотной точке, а когда наблюдаешь их результаты. Скажем, в первом сезоне это развитие от точки «Я готов убить ради тебя» до «Я готов умереть ради тебя».
Для Шерлока всё было несколько иначе. Во-первых, дольше, а во-вторых, нам показали именно поворотные точки. По сути, последняя серия первого сезона и весь второй сезон и посвящены переменам, происходящим с Шерлоком.
Тут мне хочется прерваться на пару цитат. По-моему, это прекрасные эпиграфы ко второму сезону.
Эпиграф номер раз:
Я знаю, как на мед садятся мухи,
Я знаю смерть, что рыщет, все губя,
Я знаю книги, истины и слухи,
Я знаю всё, но только не себя.
(Франсуа Вийон)
Эпиграф номер два:
Если глаз желает увидеть себя, он должен смотреть в другой глаз. Значит, и душа, если она хочет познать самое себя, должна заглянуть в другую душу.
(Платон)
Так вот, Шерлок.
Для Шерлока его одиночество всегда было довольно самодостаточно. Шерлок был одинок, но не знал, что он одинок. Не чувствовал этого. Он сам делал свою жизнь интересной и полезной. Людское мнение (и часто неприятие) никогда его не напрягало, оно даже давало определенную свободу.
По ходу сериала Шерлок перестает быть одиноким. Не только потому, что у него теперь есть Джон. Если присмотреться, то Шерлок во втором сезоне просто утопает в обрушившейся на него любви. Его, разумеется, любит Джон, его любит миссис Хадсон, любит Молли, даже Лестрейд его любит — с бесконечной усталостью родителя, замученного трудным подростком, периодически закатывая глаза и вопрошая: «Господи, за что мне это?» А кроме этого «теплого семейного круга» есть еще Майкрофт (который вообще стоит особняком), есть Ирэн и есть Джим Мориарти. Которые тоже Шерлока любят. По-своему, разумеется.
Кстати, я думаю, в конце второго сезона слезы на крыше были вполне искренними. Шерлок плачет и потому, что теперь его одиночество будет причинять ему боль. Он не хочет его больше. Он взрослеет и в этом: взросление есть осознание своего одиночества.
Но основными точками взросления и самопознания для Шерлока становится вглядывание собственно в тех, кто его любит. И поиск в них самого себя. «Себя как в зеркале я вижу». Таких зеркал у него было три.
Зеркало первое: Джим Мориарти («Большая игра»)
Шерлок и Мориарти настолько похожи, что воспринимаются почти как двойники. Поначалу они не различаются даже разнозаряженностью (плюс/минус). Поначалу это зачарованность самим собой: Мориарти видит в Шерлоке себе подобного, Шерлок видит то же в Мориарти. Они равны, обоим скучно, оба развлекаются, оба влюблены друг в друга. Нарциссической такой влюбленностью (у Мориарти это гораздо ярче выражено: «пусть он будет такой же, как я, и не такой, как все остальные»).
«Большая игра» — это была любовная игра для двоих. Они на одной волне, они веселятся. Попытки Джона сказать, что это вовсе не весело, воспринимаются как досадная помеха. В бассейн Шерлок отправляется не с тревогой, а с предвкушением (первое свидание!). И только там всё вдруг перестает быть настолько занимательным. Перестает восприниматься как игра. Абстрактные люди вдруг обрели плоть и кровь, потому что Джон — это уже не «кто-то там», а Джон. Интересно, что сначала Шерлок говорит, фактически, словами Джона (как ребенок, который не нашел еще своих слов, но наконец понял, о чем говорили взрослые): «Люди умерли». Себя он тоже оценивает словами Джона: «Мне известно из достоверных источников…»
Бассейн стал поворотной точкой. Шерлок, видевший в Мориарти самого себя, взглянул на него под другим углом зрения — и ужаснулся. Он увидел себя, и увиденное ему совсем не понравилось.
Любовь прошла, завяли помидоры.
Мориарти это, кстати, сразу же понял. Ему это тоже совсем не понравилось.
Зеркало второе: Ирэн Адлер («Скандал в Белгравии»)
Ирэн — еще один двойник Шерлока. Параллелизм подчеркивается здесь везде, на всех уровнях. Оба одновременно просматривают фото друг друга, оба одновременно надевают одежду «для битвы», у обоих есть доверенное лицо (Джон у Шерлока, Кейт у Ирэн), оба щеголяют голыми в неподобающих ситуациях и не стесняются, их позы (нога на ногу) копируют друг друга. Ирэн садится в кресло в пальто Шерлока — забирается с ногами (его любимая поза, его любимое место). «Сколько б ни старался с маскировкой, всё равно получается автопортрет»: Ирэн своей маскировкой рисует портрет Шерлока (и одновременно автопортрет).
Ирэн выполняет сразу две функции. Во-первых, это зеркало, в котором Шерлок впервые замечает свою телесность. Тут особенно показательны несколько кадров из истории с бумерангом: вроде бы рассказывается история про нечаянно убиенного туриста, только вот почему-то падает от удара бумерангом не он, а Шерлок.
Сплошная символика: ты подавляешь, выкидываешь нечто в себе — и оно может вернуться в любой момент, стоит только потерять бдительность. Удар будет внезапным и сокрушительным.
Ирэн — неразгаданная загадка, и потому влечет. Она неразгаданная, непознанная часть себя самого. Всю серию он борется с собой и одновременно пытается разобраться в себе. Найти что-то за маской «ходячего секса» и понять, стоит оно того или нет. И дважды за серию становится видно настоящую Ирэн (сцена разговора с Джоном и финальная сцена с разблокированием телефона). Поэтому Шерлок ее и спасает. Он спасает ту часть себя, что символизирует Ирэн. Не уничтожает с корнем, а оставляет, обнаружив, что «оно того стоит».
Второе же, для чего Шерлоку оказывается нужна Ирэн — это для осознания отношения не к людям и к миру в целом (как в случае с Мориарти), а в отношении к любви. Тема более узкая, но не менее важная. Как и в случае с Мориарти, Шерлок, глядя на Ирэн и ее поступки, узнает в них себя и сам для себя решает, каким он хочет быть, а каким не хочет.
В принципе, она трижды обвела его вокруг пальца. При помощи не чувств, а холодного расчета. Чувства были инструментом. В конце при помощи разума Шерлок всё-таки отыгрывается — тем самым вроде бы получая последнее, решающее доказательство того, что любовь — это опасный недостаток.
Шерлок всё время смотрел на Ирэн и видел себя. И вот в конце он тоже увидел себя — в холодной, циничной, жестокой даже Ирэн (она ведет себя противоположно каноничной Ирэн, которая отбросила всё ради любви — тут отброшена как раз любовь). Он увидел и содрогнулся. Он таким быть не хочет.
Расставаясь с Ирэн (после сцены с раскрытия пароля), Шерлок ведет себя соответственно тому, как диктует ему разум — и, видимо, чувствует себя при этом паршиво. Зато ему очень даже хорошо, когда он ведет себя «как пират». Он не стал отрицать в себе эмоциональность — и в конце концов спас не ее, а себя.
Дело в человечности. Шерлок не стал ни ученым, ни философом — он стал детективом, потому что не мозг руководил его выбором, а всё-таки сердце.
Таким образом, серия о «Шерлоке и любви» (т.е. отношении Шерлока к любви) выруливает на те же позиции, на которых строилось отношение Холмса к любви в каноне (т.е. в рассказах Конан Дойла). А у Конан Дойла Холмс, как бы убежденно ни постулировал преимущество холодного рассудка над чувствами, очень трепетно и с большой симпатией относился к проявлениям настоящей любви. Его уважение к Ирэн базировалось не только на ее уме и проницательности, но и в еще большей мере на том, что она бросила всё ради человека, которого любила. Дважды Холмс отпускал преступников, когда считал, что обстоятельства их оправдывают — а оправдывала их именно любовь. «Уж лучше я согрешу против законов Англии, чем против моей совести» — это из «Убийства в Эбби-Грэйндж». А это, еще более явная самохарактеристика, из «Дьяволовой ноги»: «Я никогда не любил, Уотсон, но если бы мою любимую постигла такая судьба, возможно, я поступил бы так же, как наш охотник на львов, презирающий законы».
Пусть совсем другими путями, но и тут Шерлок осознал, что жизненные установки у него примерно такие же. Только — что мне очень нравится — это подано не как уже давным-давно сформировавшаяся жизненная позиция, а как нечто, бывшее только в зародыше, в зачатке где-то в глубине души, и перешедшее в осознанную точку зрения уже на глазах у зрителя.
Зеркало третье: Джон Уотсон (все серии, но особенно «Собаки Баскервиля»)
В Джона Шерлок смотрится как в зеркало, которое отражает самое лучшее в нем. Мне нравятся промо-фото ко второму сезону, на большинстве из которых (из тех, где Шерлок и Джон вдвоем) Шерлок пристально всматривается в Джона. Собственно, Шерлок смотрит в Джона как в зеркало, видит в нем лучшего себя — и стремится соответствовать.
Джон стал для него неким мерилом — сначала в оценке его самого (лестной), потом — людей и ситуаций, и опять же его самого (уже не столь лестной, но необходимой).
И мне очень нравится эпизод в начале третьей серии, когда Шерлок с Джоном собираются в суд, и Шерлок, одеваясь, смотрит в зеркало не на себя, а на Джона. Дальше они сбегают по ступенькам, и Джон, прежде чем открыть дверь, спрашивает: «Готов?» Джон при этом — сама уверенность. Ни тени сомнения или внутреннего смятения. В отличие от Шерлока, который спокоен только внешне. На самом же деле ему крайне неуютно и страшно. И это выдает и его «Да», сказанное севшим голосом, и то, как он неотрывно смотрит на Джона, словно черпая в нем ту уверенность, которую в данный момент в себе не находит.
Но самым показательным в этом отношении мне кажется серия «Собаки Баскервиля».
Если смотреть на линию становления Шерлока, то эта серия — про страх как экзистенциальный опыт, необходимый для познания и себя, и бытия. Экзистенциальный страх нельзя ни вылечить, ни изжить. Его можно лишь испить полной чашей. Ведь он порожден не физической опасностью, в нем обнаруживается не малодушие человека, не его готовность укрыться от беды. Это метафизический ужас, в основе которого неустранимое горькое откровение, своего рода прозрение. Ужасом приоткрывается Ничто, в ужасе «земля уходит из-под ног», и ни на что привычное невозможно опереться.
В 1938 году в США был зафиксирован случай массовой паники, когда по радио шел спектакль по «Войне миров» Уэллса. Спектакль был сделан в реалистичной манере, практически репортажной, и многие приняли его за чистую монету. Исследователи потом, анализируя причины, пришли к выводу, что причиной возникновения страха во многом стало неумение критически мыслить и чрезмерный уровень эмоциональной возбудимости — всё то, что всегда вызывало в Шерлоке презрительный хмык.
Умением мыслить критически и абстрагироваться от эмоций Шерлок как раз всегда гордился. А тут он не просто чувствует себя на одном уровне с Генри Найтом — человеком с больной и расшатанной психикой, над которым он иронически посмеивался. Тут у него вообще земля ушла из-под ног. Он всегда познавал мир рационально, опираясь на разум и собственные органы чувств. И тут столкнулся с тем, что рациоанально объяснить не может. Не может в своих объяснениях положиться на то, на что всегда полагался. Как будто всё, что раньше было прочно и нерушимо, вдруг стало рушиться и плавиться. Не на что опереться. Весь мир начал терять привычные очертания. Привычная картина бытия начала размываться и утекать, как песок между пальцев.
То есть он начал ускользать сам от себя. Терять то, что прежде составляло опору существования, начинает сомневаться в себе. А если сомневаешься в собственной значимости, то этого чувства собственной значимости уже у тебя вроде как и нет. И, не чувствуя себя значимым, ценным, ты не можешь быть полноправным партнёром, другом и даже интересным для других человеком. Слова Шерлока «У меня нет друзей» — это, по сути, попытка сказать самому себе, что их нет по определенной причине, а именно — из-за его умения мыслить лучше всех (что отпугивает людей). Т.е. убедить себя, что он всё-таки что-то он всё-таки значит, что-то умеет — умеет мыслить (далее следует ряд доказательств, выданных с безумной скоростью).
«У каждого человека бывают минуты неожиданного прозрения. В такой миг открывается поразительная истина, приходит внезапное понимание самого себя. Неужели подобный эффект вызван напряжением мысли? Нет, скорее чувством, острым переживанием, которое и высвечивает, как говорят экзистенциалисты, фундаментальные черты нашего бытия. Охваченный страхом, я вдруг понимаю особенности своей души, тайну своей единственности.
Сквозь тысячелетия проникает к нам первобытная враждебность мира. Но в определенный час она оборачивается для меня конкретным переживанием, реальным неповторимым ужасом. Не могу смириться с собственным одиночеством, с потерей близкого человека, с коварством ближнего, с безысходностью бытия. И в этот момент осознаю, что обладает статусом страха для меня лично. Ведь все остальное я воспринимаю умозрительно. Меня, например, мало убеждает опыт смерти других. Далеко не всегда находят отклик страдания того, кто рядом. Чужой страх так трудно впустить в собственную душу. И в то же время подлинно человеческое заключено именно в акте высокой соучастности. Одно из поразительных открытий современной психологии в том, что в глубинах человеческого существа все-таки коренится обнаженная, обостренная готовность принять в себя боль другого». (Гуревич П. С., «Страх»)
Так же как Ирэн нужна была Шерлоку для познания своей телесности и для того, чтобы приобрести какой-то чувственный опыт, так и экзистенциальный страх необходим ему для серьезного толчка к пробуждению соучастности и сострадательности.
Но и тут Джон ему необходим. Вовсе не только в роли подопытного кролика (хотя и это тоже, но в незначительной степени).
Во-первых, он разделил с Джоном одно из самых своих интимных переживаний. Это был акт высокой соучастности. Ты — как друг — можешь разделить это со мной? Не умозрительно, но в самом деле разделить, пережить нечто похожее?
Во-вторых, Джон для Шерлока мерило нормальности. Некий эталон, с которым можно и нужно сверяться. Не только моральный эталон, но и — в данном случае — храбрости. Сверяясь с Джоном и его реакциями, Шерлок убеждался в собственной нормальности (Генри Найт с его больной и расшатанной психикой в данном случае был плохим образцом для сравнения). Он использовал Джона — человека безупречно храброго, в чем Шерлок не сомневается — как доказательство самому себе, что его реакция не постыдна. Заглянул в Джона, как в зеркало, чтобы убедиться: в нем он увидит то же, что и в себе, и потому в себе он может не сомневаться.
И Джон это понял и простил. Ему это лестно.
Немножко про Майкрофта
Забавнее всего, что Майкрофт в роли зеркала никоим образом не выступает. Шерлок стремился не быть на него похожим, но это всё внешнее. Внутренне у них слишком много сходства. Для самопознания Майкрофт для Шерлока совершенно бесполезен. Они не смотрятся друг в друга, они скорее смотрят в одном направлении. Это даже и визуально неоднократно подчеркивается (очень красиво).
Инициация
«Рейхенбахское падение» — очень красивое и символичное завершение сюжетных линий со страхом и со «злым двойником», в котором к тому же отчетливо просматриваются мотивы волшебной сказки.
«Содержание сказки ужасающе серьезно: оно заключается в переходе через символическую смерть и возрождение от незнания и незрелости к духовному возмужанию».
Элиаде, « Аспекты мифа»
Мориарти всячески намекает на то, что делает Шерлока героем кумулятивной сказки (выстроенной по принципу постепенного нанизывания, нарастания или нагромождения, ведущего к какой-нибудь внезапной комической катастрофе; типичный пример — «Колобок», или, в варианте братьев Гримм, «Пряничный человечек»), сам не замечая, что уже вписал его в совершенно другую структуру — волшебной героической сказки, где он сам выступает в роли антагониста, а Шерлок в роли главного героя, который должен справиться с поставленными перед ним задачами. Причем, отправляясь в опасное путешествие, герой на самом деле встречает себя самого, свою тень и героическое внутри себя, и одно из этих двух начал в конце одолевает другое. Сказка — это не только приключение, это прежде всего смерть и воскресение. Чтобы воскреснуть, нужно прежде умереть.
К смерти ведет и линия с двойниками.
В «Собаках» Шерлок видит Мориарти и боится его: боится не только его самого, но Мориарти в самом себе. В сцене же на крыше Шерлок его признает в себе, принимает и синтезирует, тем самым убивая и своего двойника, и своего прежнего «я» (сцена с рукопожатием безумно символична). Мориарти, как выяснилось, убился далеко не символически. Шерлок же умер всё-таки только в переносном смысле. Хотя, думаю, при острой необходимости шаг с крыши мог бы стать вполне реальным. Суть не в том, что Шерлок прыгнул и не убился, а в том, что он психологически готов был умереть. В каком-то смысле он и умер (типичная инициация).
«Необходимо проститься с собой, забыться, чтобы встретить себя. Раз-двоение здесь условие цельности, притом цельности не первоначальной, а выстраданной, прорефлектированной, успевшей измениться, расстаться с "кожей вчерашнего дня"». (Синкевич В. А., «Феномен зеркала в истории культуры»)
Вратце: Шерлок прошел положенные этапы эмоционального взросления и после «смерти» прежнего себя отправился в длительное путешествие (что характерно и для сказки, и для инициации вообще). Чтобы вернуться новым человеком — и в то же время сохранившим лучшее от прежнего себя. Именно этого я ждала от третьего сезона. Мои ожидания пока полностью оправдываются.
Подробнее — чуть позже (если успею, то сегодня напишу).
Про второй сезон: The making of Sherlock HolmesПро второй сезон: The making of Sherlock Holmes
Вообще — оглядываясь назад — чувствую себя страшно банальной и простой, как пять копеек, потому что не интриговала меня фигура Мориарти, мало занимал вопрос, как Шерлок умудрился выжить, про Морана я и вовсе не думала, да и манипуляции Майкрофта тоже, в общем, оставляли равнодушной. У меня вообще чьи бы то ни было многоходовые хитроумные комбинации не вызывают восхищенного душевного трепета.
Я люблю этот сериал по нескольким причинам (помимо того, что это всё-таки сериал о Шерлоке Холмсе, и игра с каноном не может меня оставить равнодушной). Во-первых, для меня это сериал не о необычных личностях (Шерлок, Майкрофт, Ирэн, Мориатри), а об «обыкновенных» людях, прекрасных в своей необыкновенной обыкновенности.
Во-вторых, это сериал о дружбе. Я влюблена не столько в Джона и Шерлока по отдельности, сколько в их отношения, в них как единое целое.
А в третьих, это сериал о переменах и внутреннем развитии (или, в данном случае — скорее раскрытии, чем развитии). Я так считала с первого сезона, хотя в первом сезоне тема перемен только намечается: сначала разговорами на перспективу, а в реальном воплощении — только в конце сезона. Правда, мне ее и хотелось там увидеть, но не только потому, что это одна из главных моих цеплялок, но и потому, что Холмсу Камбербетча, самому, на мой взгляд, каноничному из всех мной виденных (как ни парадоксально), не хватало тем не менее чего-то… чего-то того, что есть у конандойлевского Холмса. «Не только великого ума, но и великого сердца». Умения не только абстрагироваться, но и сострадать. Сострадание рождается из понимания, а как раз понимания Шерлоку и не хватало, несмотря на всю его гениальность и знание матчасти. Я не верила, что создатели, так точно уловив суть образа во всем остальном, в этом так капитально промахнулись. Да и намеки были раскиданы достаточно очевидно, в конце концов:
Майкрофт: «Interesting, that soldier fellow. He could be the making of my brother… or make him worse than ever». Уже само «making» говорит о том, что Шерлок «недоделан», находится в процессе становления (что бы там он сам по этому поводу ни думал).
Лестрейд: «Sherlock Holmes is a great man — and I think one day, if we're very, very lucky, he might even be a good one». В переводе это «good one» во что только не превращалось, а значение здесь самое простое и прямое: «Шерлок Холмс — великий человек, и я думаю, когда-нибудь, если нам очень, очень повезет, он станет еще и хорошим». В смысле, человеком хорошим он станет. А не просто выдающимся.
Второй сезон с лихвой оправдал все мои ожидания, потому что обе цепляющие меня темы вышли на первый план — и тема «обыкновенных» людей, и тема перемен и самопознания. Про первое я уж не буду (а то совсем адски длинно получится), хотя очень люблю и Молли, и Лестрейда, и миссис Хадсон. Я лучше про перемены.
Меняется, надо сказать, не один Шерлок. Про Джона когда-то в обсуждении прекрасно сказала Филифьонка_ (я ее тут процитирую, потому что лучше не скажешь):
«По-моему, он тоже меняется, а должен, как мне кажется, измениться и еще больше. В начале мы видим Джона совершенно дезориентированным, потом он находит смысл и опору в Шерлоке, растворяется в нем, а в будущем должен найти в самом себе самого себя, открыть себя как сокровище, которое любому зрителю очевидно, а ему самому — нет.
Мне кажется, что если бы Джону до Шерлока сказали бы, что он может быть чьим-то "моральным компасом", он бы удивился. Думаю, что он осваивает эту роль как новую для себя. Во второй серии, когда они могли бы защитить девушку в музее, а вместо этого Шерлок стал гоняться за убийцей, а Джон — за Шерлоком, до истории о "моральном компасе" еще очень далеко. Мне кажется, зрелые Холмс и Уотсон никогда бы не допустили подобного хода событий, а если бы оплошали и допустили, то испереживались бы оба. А тут никто не переживал.
Мне кажется, они оба должны очень много про себя понять и очень много в себе открыть. Они на самом деле в похожем положении в начале сериала. Им скучно и они не самодостаточны. Они оба как будто начинают путь к смыслу, к совместному его обретению, и он не в приключениях, а в чем-то более важном: в любви, конечно, но в любви созидательной, меняющий мир и защищающей доброе».
Из того же обсуждения, от меня:
Джон в начале сериала — это человек, вырванный из обстановки, в которой он был нужен, где он чувствовал себя частью чего-то общего и важного. Он утратил ориентиры и не может найти новых. Суть его проблемы больше даже не в том, что он адреналинщик или что ему требуется «поле боя». Суть в том, что ему требуется ощущать себя причастным, видеть перед собой цель. Джон из тех людей, которые самоидентифицируются через других, по степени своей нужности, полезности — а вокруг него пустота, которая начинает заполнять его и изнутри. В отличие от Шерлока, он жаждет деятельности не от скуки, а от нежелания ощущать свою бесполезность. Бесполезность для него равна одиночеству, выключенности из жизни. Шерлок оказал ему неоценимую услугу — он сам попросил Джона о помощи. Не Джон ему навязался, а Шерлок его услышал — услышал крик о помощи в том, как Джон раздраженно огрызнулся на миссис Хадсон — и протянул руку. Это — плюс явная неординарность Шерлока (для Джона он с самого начала был и потом остался чудом) — мгновенно завоевали лояльность Джона. Потому что Джону важно не только быть нужным, но быть нужным кому-то, кого он ценит.
Мало того — в первый же день их знакомства Джон понял, что если в одних отношениях Шерлок гений, то в других — совершеннейший ребенок, и что ему часто нужна будет защита (в первую очередь от него самого). Джон немедленно взял на себя роль телохранителя — во всех смыслах (больше даже в психологическом, чем в физическом).
Шерлок действительно избавил его от одиночества, от неукорененности, от неспособности найти свое место в жизни. Он дал ему внутренний стержень, который теперь с Джоном и останется. Несмотря на вроде бы психологическую замкнутость в кольцо (сериал начинается с Джона, посещающего психиатра, и заканчивается второй сезон вроде как тем же — т.е. вроде как всё возвращается на круги своя), держится Джон уже совсем по-другому. Если в первой серии он идет сгорбившись и опираясь на трость, то теперь он прям и несгибаем — «словно палку проглотил». Теперь стержень внутри него, и он не даст ему сломаться, несмотря на давящую на него страшную тяжесть.
С обретением уверенности Джон смог развить в себе и свои лучшие качества – он умен и храбр, и во втором сезоне он просто блистает в своих лучших проявлениях. Я ощущаю явственное отличие Джона первого сезона от Джона второго сезона. Во втором сезоне это уже не мягкий плюшевый мишка со слегка растерянной улыбкой («А что это я здесь делаю?»), в котором иногда прорезывается стальная сердцевина, а железно уверенный в себе человек, вежливый и мягкий в общении, искренне расположенный к людям, но совершенно непреклонный в принципиальных вещах, и отчаянно храбрый. Совершенно неустрашимый (сравнить хотя бы поведение Джона в «Собаках» с поведением в «Слепом банкире»).
Однако перемены в Джоне происходят плавно и вроде бы даже незаметно. На них обращаешь внимание уже потом, не в поворотной точке, а когда наблюдаешь их результаты. Скажем, в первом сезоне это развитие от точки «Я готов убить ради тебя» до «Я готов умереть ради тебя».
Для Шерлока всё было несколько иначе. Во-первых, дольше, а во-вторых, нам показали именно поворотные точки. По сути, последняя серия первого сезона и весь второй сезон и посвящены переменам, происходящим с Шерлоком.
Тут мне хочется прерваться на пару цитат. По-моему, это прекрасные эпиграфы ко второму сезону.
Эпиграф номер раз:
Я знаю, как на мед садятся мухи,
Я знаю смерть, что рыщет, все губя,
Я знаю книги, истины и слухи,
Я знаю всё, но только не себя.
(Франсуа Вийон)
Эпиграф номер два:
Если глаз желает увидеть себя, он должен смотреть в другой глаз. Значит, и душа, если она хочет познать самое себя, должна заглянуть в другую душу.
(Платон)
Так вот, Шерлок.
Для Шерлока его одиночество всегда было довольно самодостаточно. Шерлок был одинок, но не знал, что он одинок. Не чувствовал этого. Он сам делал свою жизнь интересной и полезной. Людское мнение (и часто неприятие) никогда его не напрягало, оно даже давало определенную свободу.
По ходу сериала Шерлок перестает быть одиноким. Не только потому, что у него теперь есть Джон. Если присмотреться, то Шерлок во втором сезоне просто утопает в обрушившейся на него любви. Его, разумеется, любит Джон, его любит миссис Хадсон, любит Молли, даже Лестрейд его любит — с бесконечной усталостью родителя, замученного трудным подростком, периодически закатывая глаза и вопрошая: «Господи, за что мне это?» А кроме этого «теплого семейного круга» есть еще Майкрофт (который вообще стоит особняком), есть Ирэн и есть Джим Мориарти. Которые тоже Шерлока любят. По-своему, разумеется.
Кстати, я думаю, в конце второго сезона слезы на крыше были вполне искренними. Шерлок плачет и потому, что теперь его одиночество будет причинять ему боль. Он не хочет его больше. Он взрослеет и в этом: взросление есть осознание своего одиночества.
Но основными точками взросления и самопознания для Шерлока становится вглядывание собственно в тех, кто его любит. И поиск в них самого себя. «Себя как в зеркале я вижу». Таких зеркал у него было три.
Зеркало первое: Джим Мориарти («Большая игра»)
Шерлок и Мориарти настолько похожи, что воспринимаются почти как двойники. Поначалу они не различаются даже разнозаряженностью (плюс/минус). Поначалу это зачарованность самим собой: Мориарти видит в Шерлоке себе подобного, Шерлок видит то же в Мориарти. Они равны, обоим скучно, оба развлекаются, оба влюблены друг в друга. Нарциссической такой влюбленностью (у Мориарти это гораздо ярче выражено: «пусть он будет такой же, как я, и не такой, как все остальные»).
«Большая игра» — это была любовная игра для двоих. Они на одной волне, они веселятся. Попытки Джона сказать, что это вовсе не весело, воспринимаются как досадная помеха. В бассейн Шерлок отправляется не с тревогой, а с предвкушением (первое свидание!). И только там всё вдруг перестает быть настолько занимательным. Перестает восприниматься как игра. Абстрактные люди вдруг обрели плоть и кровь, потому что Джон — это уже не «кто-то там», а Джон. Интересно, что сначала Шерлок говорит, фактически, словами Джона (как ребенок, который не нашел еще своих слов, но наконец понял, о чем говорили взрослые): «Люди умерли». Себя он тоже оценивает словами Джона: «Мне известно из достоверных источников…»
Бассейн стал поворотной точкой. Шерлок, видевший в Мориарти самого себя, взглянул на него под другим углом зрения — и ужаснулся. Он увидел себя, и увиденное ему совсем не понравилось.
Любовь прошла, завяли помидоры.
Мориарти это, кстати, сразу же понял. Ему это тоже совсем не понравилось.
Зеркало второе: Ирэн Адлер («Скандал в Белгравии»)
Ирэн — еще один двойник Шерлока. Параллелизм подчеркивается здесь везде, на всех уровнях. Оба одновременно просматривают фото друг друга, оба одновременно надевают одежду «для битвы», у обоих есть доверенное лицо (Джон у Шерлока, Кейт у Ирэн), оба щеголяют голыми в неподобающих ситуациях и не стесняются, их позы (нога на ногу) копируют друг друга. Ирэн садится в кресло в пальто Шерлока — забирается с ногами (его любимая поза, его любимое место). «Сколько б ни старался с маскировкой, всё равно получается автопортрет»: Ирэн своей маскировкой рисует портрет Шерлока (и одновременно автопортрет).
Ирэн выполняет сразу две функции. Во-первых, это зеркало, в котором Шерлок впервые замечает свою телесность. Тут особенно показательны несколько кадров из истории с бумерангом: вроде бы рассказывается история про нечаянно убиенного туриста, только вот почему-то падает от удара бумерангом не он, а Шерлок.
Сплошная символика: ты подавляешь, выкидываешь нечто в себе — и оно может вернуться в любой момент, стоит только потерять бдительность. Удар будет внезапным и сокрушительным.
Ирэн — неразгаданная загадка, и потому влечет. Она неразгаданная, непознанная часть себя самого. Всю серию он борется с собой и одновременно пытается разобраться в себе. Найти что-то за маской «ходячего секса» и понять, стоит оно того или нет. И дважды за серию становится видно настоящую Ирэн (сцена разговора с Джоном и финальная сцена с разблокированием телефона). Поэтому Шерлок ее и спасает. Он спасает ту часть себя, что символизирует Ирэн. Не уничтожает с корнем, а оставляет, обнаружив, что «оно того стоит».
Второе же, для чего Шерлоку оказывается нужна Ирэн — это для осознания отношения не к людям и к миру в целом (как в случае с Мориарти), а в отношении к любви. Тема более узкая, но не менее важная. Как и в случае с Мориарти, Шерлок, глядя на Ирэн и ее поступки, узнает в них себя и сам для себя решает, каким он хочет быть, а каким не хочет.
В принципе, она трижды обвела его вокруг пальца. При помощи не чувств, а холодного расчета. Чувства были инструментом. В конце при помощи разума Шерлок всё-таки отыгрывается — тем самым вроде бы получая последнее, решающее доказательство того, что любовь — это опасный недостаток.
Шерлок всё время смотрел на Ирэн и видел себя. И вот в конце он тоже увидел себя — в холодной, циничной, жестокой даже Ирэн (она ведет себя противоположно каноничной Ирэн, которая отбросила всё ради любви — тут отброшена как раз любовь). Он увидел и содрогнулся. Он таким быть не хочет.
Расставаясь с Ирэн (после сцены с раскрытия пароля), Шерлок ведет себя соответственно тому, как диктует ему разум — и, видимо, чувствует себя при этом паршиво. Зато ему очень даже хорошо, когда он ведет себя «как пират». Он не стал отрицать в себе эмоциональность — и в конце концов спас не ее, а себя.
Дело в человечности. Шерлок не стал ни ученым, ни философом — он стал детективом, потому что не мозг руководил его выбором, а всё-таки сердце.
Таким образом, серия о «Шерлоке и любви» (т.е. отношении Шерлока к любви) выруливает на те же позиции, на которых строилось отношение Холмса к любви в каноне (т.е. в рассказах Конан Дойла). А у Конан Дойла Холмс, как бы убежденно ни постулировал преимущество холодного рассудка над чувствами, очень трепетно и с большой симпатией относился к проявлениям настоящей любви. Его уважение к Ирэн базировалось не только на ее уме и проницательности, но и в еще большей мере на том, что она бросила всё ради человека, которого любила. Дважды Холмс отпускал преступников, когда считал, что обстоятельства их оправдывают — а оправдывала их именно любовь. «Уж лучше я согрешу против законов Англии, чем против моей совести» — это из «Убийства в Эбби-Грэйндж». А это, еще более явная самохарактеристика, из «Дьяволовой ноги»: «Я никогда не любил, Уотсон, но если бы мою любимую постигла такая судьба, возможно, я поступил бы так же, как наш охотник на львов, презирающий законы».
Пусть совсем другими путями, но и тут Шерлок осознал, что жизненные установки у него примерно такие же. Только — что мне очень нравится — это подано не как уже давным-давно сформировавшаяся жизненная позиция, а как нечто, бывшее только в зародыше, в зачатке где-то в глубине души, и перешедшее в осознанную точку зрения уже на глазах у зрителя.
Зеркало третье: Джон Уотсон (все серии, но особенно «Собаки Баскервиля»)
В Джона Шерлок смотрится как в зеркало, которое отражает самое лучшее в нем. Мне нравятся промо-фото ко второму сезону, на большинстве из которых (из тех, где Шерлок и Джон вдвоем) Шерлок пристально всматривается в Джона. Собственно, Шерлок смотрит в Джона как в зеркало, видит в нем лучшего себя — и стремится соответствовать.
Джон стал для него неким мерилом — сначала в оценке его самого (лестной), потом — людей и ситуаций, и опять же его самого (уже не столь лестной, но необходимой).
И мне очень нравится эпизод в начале третьей серии, когда Шерлок с Джоном собираются в суд, и Шерлок, одеваясь, смотрит в зеркало не на себя, а на Джона. Дальше они сбегают по ступенькам, и Джон, прежде чем открыть дверь, спрашивает: «Готов?» Джон при этом — сама уверенность. Ни тени сомнения или внутреннего смятения. В отличие от Шерлока, который спокоен только внешне. На самом же деле ему крайне неуютно и страшно. И это выдает и его «Да», сказанное севшим голосом, и то, как он неотрывно смотрит на Джона, словно черпая в нем ту уверенность, которую в данный момент в себе не находит.
Но самым показательным в этом отношении мне кажется серия «Собаки Баскервиля».
Если смотреть на линию становления Шерлока, то эта серия — про страх как экзистенциальный опыт, необходимый для познания и себя, и бытия. Экзистенциальный страх нельзя ни вылечить, ни изжить. Его можно лишь испить полной чашей. Ведь он порожден не физической опасностью, в нем обнаруживается не малодушие человека, не его готовность укрыться от беды. Это метафизический ужас, в основе которого неустранимое горькое откровение, своего рода прозрение. Ужасом приоткрывается Ничто, в ужасе «земля уходит из-под ног», и ни на что привычное невозможно опереться.
В 1938 году в США был зафиксирован случай массовой паники, когда по радио шел спектакль по «Войне миров» Уэллса. Спектакль был сделан в реалистичной манере, практически репортажной, и многие приняли его за чистую монету. Исследователи потом, анализируя причины, пришли к выводу, что причиной возникновения страха во многом стало неумение критически мыслить и чрезмерный уровень эмоциональной возбудимости — всё то, что всегда вызывало в Шерлоке презрительный хмык.
Умением мыслить критически и абстрагироваться от эмоций Шерлок как раз всегда гордился. А тут он не просто чувствует себя на одном уровне с Генри Найтом — человеком с больной и расшатанной психикой, над которым он иронически посмеивался. Тут у него вообще земля ушла из-под ног. Он всегда познавал мир рационально, опираясь на разум и собственные органы чувств. И тут столкнулся с тем, что рациоанально объяснить не может. Не может в своих объяснениях положиться на то, на что всегда полагался. Как будто всё, что раньше было прочно и нерушимо, вдруг стало рушиться и плавиться. Не на что опереться. Весь мир начал терять привычные очертания. Привычная картина бытия начала размываться и утекать, как песок между пальцев.
То есть он начал ускользать сам от себя. Терять то, что прежде составляло опору существования, начинает сомневаться в себе. А если сомневаешься в собственной значимости, то этого чувства собственной значимости уже у тебя вроде как и нет. И, не чувствуя себя значимым, ценным, ты не можешь быть полноправным партнёром, другом и даже интересным для других человеком. Слова Шерлока «У меня нет друзей» — это, по сути, попытка сказать самому себе, что их нет по определенной причине, а именно — из-за его умения мыслить лучше всех (что отпугивает людей). Т.е. убедить себя, что он всё-таки что-то он всё-таки значит, что-то умеет — умеет мыслить (далее следует ряд доказательств, выданных с безумной скоростью).
«У каждого человека бывают минуты неожиданного прозрения. В такой миг открывается поразительная истина, приходит внезапное понимание самого себя. Неужели подобный эффект вызван напряжением мысли? Нет, скорее чувством, острым переживанием, которое и высвечивает, как говорят экзистенциалисты, фундаментальные черты нашего бытия. Охваченный страхом, я вдруг понимаю особенности своей души, тайну своей единственности.
Сквозь тысячелетия проникает к нам первобытная враждебность мира. Но в определенный час она оборачивается для меня конкретным переживанием, реальным неповторимым ужасом. Не могу смириться с собственным одиночеством, с потерей близкого человека, с коварством ближнего, с безысходностью бытия. И в этот момент осознаю, что обладает статусом страха для меня лично. Ведь все остальное я воспринимаю умозрительно. Меня, например, мало убеждает опыт смерти других. Далеко не всегда находят отклик страдания того, кто рядом. Чужой страх так трудно впустить в собственную душу. И в то же время подлинно человеческое заключено именно в акте высокой соучастности. Одно из поразительных открытий современной психологии в том, что в глубинах человеческого существа все-таки коренится обнаженная, обостренная готовность принять в себя боль другого». (Гуревич П. С., «Страх»)
Так же как Ирэн нужна была Шерлоку для познания своей телесности и для того, чтобы приобрести какой-то чувственный опыт, так и экзистенциальный страх необходим ему для серьезного толчка к пробуждению соучастности и сострадательности.
Но и тут Джон ему необходим. Вовсе не только в роли подопытного кролика (хотя и это тоже, но в незначительной степени).
Во-первых, он разделил с Джоном одно из самых своих интимных переживаний. Это был акт высокой соучастности. Ты — как друг — можешь разделить это со мной? Не умозрительно, но в самом деле разделить, пережить нечто похожее?
Во-вторых, Джон для Шерлока мерило нормальности. Некий эталон, с которым можно и нужно сверяться. Не только моральный эталон, но и — в данном случае — храбрости. Сверяясь с Джоном и его реакциями, Шерлок убеждался в собственной нормальности (Генри Найт с его больной и расшатанной психикой в данном случае был плохим образцом для сравнения). Он использовал Джона — человека безупречно храброго, в чем Шерлок не сомневается — как доказательство самому себе, что его реакция не постыдна. Заглянул в Джона, как в зеркало, чтобы убедиться: в нем он увидит то же, что и в себе, и потому в себе он может не сомневаться.
И Джон это понял и простил. Ему это лестно.
Немножко про Майкрофта
Забавнее всего, что Майкрофт в роли зеркала никоим образом не выступает. Шерлок стремился не быть на него похожим, но это всё внешнее. Внутренне у них слишком много сходства. Для самопознания Майкрофт для Шерлока совершенно бесполезен. Они не смотрятся друг в друга, они скорее смотрят в одном направлении. Это даже и визуально неоднократно подчеркивается (очень красиво).
Инициация
«Рейхенбахское падение» — очень красивое и символичное завершение сюжетных линий со страхом и со «злым двойником», в котором к тому же отчетливо просматриваются мотивы волшебной сказки.
«Содержание сказки ужасающе серьезно: оно заключается в переходе через символическую смерть и возрождение от незнания и незрелости к духовному возмужанию».
Элиаде, « Аспекты мифа»
Мориарти всячески намекает на то, что делает Шерлока героем кумулятивной сказки (выстроенной по принципу постепенного нанизывания, нарастания или нагромождения, ведущего к какой-нибудь внезапной комической катастрофе; типичный пример — «Колобок», или, в варианте братьев Гримм, «Пряничный человечек»), сам не замечая, что уже вписал его в совершенно другую структуру — волшебной героической сказки, где он сам выступает в роли антагониста, а Шерлок в роли главного героя, который должен справиться с поставленными перед ним задачами. Причем, отправляясь в опасное путешествие, герой на самом деле встречает себя самого, свою тень и героическое внутри себя, и одно из этих двух начал в конце одолевает другое. Сказка — это не только приключение, это прежде всего смерть и воскресение. Чтобы воскреснуть, нужно прежде умереть.
К смерти ведет и линия с двойниками.
В «Собаках» Шерлок видит Мориарти и боится его: боится не только его самого, но Мориарти в самом себе. В сцене же на крыше Шерлок его признает в себе, принимает и синтезирует, тем самым убивая и своего двойника, и своего прежнего «я» (сцена с рукопожатием безумно символична). Мориарти, как выяснилось, убился далеко не символически. Шерлок же умер всё-таки только в переносном смысле. Хотя, думаю, при острой необходимости шаг с крыши мог бы стать вполне реальным. Суть не в том, что Шерлок прыгнул и не убился, а в том, что он психологически готов был умереть. В каком-то смысле он и умер (типичная инициация).
«Необходимо проститься с собой, забыться, чтобы встретить себя. Раз-двоение здесь условие цельности, притом цельности не первоначальной, а выстраданной, прорефлектированной, успевшей измениться, расстаться с "кожей вчерашнего дня"». (Синкевич В. А., «Феномен зеркала в истории культуры»)
Вратце: Шерлок прошел положенные этапы эмоционального взросления и после «смерти» прежнего себя отправился в длительное путешествие (что характерно и для сказки, и для инициации вообще). Чтобы вернуться новым человеком — и в то же время сохранившим лучшее от прежнего себя. Именно этого я ждала от третьего сезона. Мои ожидания пока полностью оправдываются.
Подробнее — чуть позже (если успею, то сегодня напишу).
@темы: не могу не, sherlock bbc, мыльная зависимость
-
-
06.01.2014 в 15:05Журналец "Psychologies".
-
-
06.01.2014 в 15:28-
-
06.01.2014 в 18:01-
-
06.01.2014 в 18:03-
-
07.01.2014 в 00:16